Правозащитник Сергей Ковалев – о роли выступления диссидентов в истории СССР и в современной России.
50 лет назад, 5 декабря 1965 года, на Пушкинской площади Москвы произошло первое в Советском Союзе публичное выступление диссидентов под лозунгами защиты права. С этой даты ведется отсчет истории диссидентского движения.
Дата была выбрана не случайно – 5 декабря СССР отмечался День Советской Конституции. Основным лозунгом митинга было требование гласности предстоящего суда над Андреем Синявским и Юлием Даниэлем. Их преступлением была передача своих произведений для печати за границу.
Митингующие также держали в руках плакаты с призывом: "Уважайте Советскую Конституцию". Математик Александр Есенин-Вольпин, инициатор митинга, последовательно отстаивал "правовую идею": не выдвигать политических требований, а добиваться соблюдения законов.
В качестве листовки раздавалось составленное Александром Есениным-Вольпиным "Гражданское обращение", до этого распространявшееся организаторами акции и сочувствующими и содержащее призыв выступить на Пушкинской площади в защиту арестованных писателей.
В этом выступлении, кроме Александра Есенина-Вольпина, участвовали Валерий Никольский, Юрий Титов, Елена Строева, Юрий Галансков, Аполлон Шухт, Владимир Буковский, а также другие диссиденты – студенты, литераторы. Всего на площадь вышло около 200 человек.
Через несколько минут митинг был разогнан сотрудниками КГБ, примерно 20 человек было задержано. Их допрос продолжался два часа, впоследствии участники были отпущены.
В итоге суд над Синявским и Даниэлем был объявлен открытым, так как "Митинг гласности" получил огласку в зарубежных СМИ.
Впоследствии "Митинги гласности" стали ежегодными. Их участники молча стояли, сняв головные уборы, по несколько минут, выражая таким образом траур по Конституции и по политзаключенным, погибшим за решеткой.
Какую роль "Митинг гласности" сыграл в диссидентском движении в СССР? Какое значение он и его лозунги имеют для нас сегодня? Каково соотношение права и нравственности? Об этом накануне, 4 декабря, в рамках дискуссии в Сахаровском центре, приуроченной к юбилею первого выступления на Пушкинской площади, рассуждал правозащитник, председатель российского общества "Мемориал" Сергей Ковалев:
– Соблюдайте свои законы! Из этого вовсе не следует, что ваша Конституция и ваши законы мне нравятся, отнюдь. Но раз есть Конституция, есть законы, вы обязаны их соблюдать. А мое право – оспаривать эти законы законным способом. Так делается в правовых государствах.
Я думаю, что это собрание у памятника Пушкину – это был первый знак бунта интеллектуалов. Этот выход на Пушкинскую площадь, потом Красная площадь, потом много что еще было – это был бунт интеллектуалов.
Этих интеллектуалов была кучка. Среди них было две вершины, державшихся очень разных позиций: Андрей Дмитриевич Сахаров и Александр Исаевич Солженицын. Но Александр Исаевич принципиально действовал в одиночку, а Андрей Дмитриевич не чурался связей с другими интеллектуалами, менее высокого "разряда".
Теперь утверждают, что все это движение кончилось ничем. Это неправда. Конечно, то, что предпринял Михаил Сергеевич Горбачев, – это не следствие диссидентской активности, тут я абсолютно согласен с большинством. Но косвенное влияние диссидентской активности было чрезвычайно велико.
В 125-й статье Конституции перечислялись все гражданские и политические права. Написана она была хитро: "В интересах трудящихся граждане Советского Союза имеют право", а дальше шло перечисление – на мирные демонстрации, высказывание своей точки зрения, свободу слова, свободу совести и так далее, и тому подобное. Все, что полагается.
Я это так хорошо помню в связи с неким эпизодом. Я учился в 7-м классе, это был 1944 год. А тогда в 7-м классе целый год был такой предмет: Конституция Советского Союза. Вот, меня и вызвала учительница Конституции Елена Владимировна, чтобы я рассказал 125-ю статью. Я ее оттарабанил довольно уверенно.
Учительница меня спросила: "А как ты ее понимаешь?"
Я немножко задумался и ответил: "Поскольку у нас общенародное государство, и все в этом государстве делается, должно делаться для пользы и блага трудящихся, следовательно, каждый трудящийся вправе судить о том, как обстоит дело, и высказывать свое гражданское мнение".
Она возразила: "Нет, неправильно. Только такое мнение можно высказывать, которое на пользу трудящихся".
Я говорю: "Как заранее знать, что на пользу трудящихся, что не на пользу? Вначале трудящиеся должны обсуждать что-то и решать, что в их пользу, что не в их пользу. И это гарантирует эта статья".
"Нет, она гарантирует право высказываний только в пользу трудящихся".
Этот спор длился целый урок. Класс кайфовал. Во-первых, никого не спросят. А во-вторых, интересно, этот отличник Коваль спорит с училкой.
Решающий момент наступил перед звонком на перемену, потому что последний довод мой был такой:
"Елена Владимировна, – сказал я. – Вы ошибаетесь. Законодатель написал: в интересах трудящихся гарантируется то-то и то-то. Если бы законодатель хотел выразить Вашу точку зрения, он должен был бы написать нечто совершенно другое. А именно: гражданам Советского Союза гарантируется право слова и так далее, и тому подобное тогда и постольку, когда и поскольку это соответствует интересам трудящихся. Что ж Вы считаете, что у нас законодатель такой безграмотный?"
Тогда она сказала: "Садись, двойка".
Я был очень глупый, я совершенно не понимал, в какую историю влез и в какую историю мог затянуть своих родителей.
Елена Владимировна стала вызывать меня еще и еще раз, и опять все то же, опять двойка, и маячила двойка в четверти, а это уже полный скандал. Тогда надо докладывать в РОНО, что ученик 7-го класса такой-то получил двойку по Конституции, да еще и вот за что.
Ситуацию "разрулил" историк, директор нашей школы Сергей Сергеевич Смирнов. Я помню это до сих пор. Он позвал меня в кабинет, и я шел как тореадор на битву. А вышло совсем другое.
Он попросил меня пересказать, в чем там дело, что у нас с Конституцией, что такое с Еленой Владимировной. Я очень горячо и подробно пересказал ему суть разногласий.
Он сказал: "Когда ты подрастешь, ты будешь понимать, что у взрослых бывают свои трудные проблемы. А сейчас я тебе должен сказать: интерпретировать Конституцию – дело профессоров. Есть на то дипломированные юристы, пусть они и разбираются. А ты кто такой? Ты должен знать Конституцию".
Я готов был с ним немножко поспорить, но эта идея мне понравилась.
Дальше он сказал: "Я посоветую Елене Владимировне погонять тебя по всему курсу. Но спрашивать не как ты понимаешь ту и другую статью, а как ты ее знаешь. Пусть она поставит оценку, которую ты заслужил".
Я думаю, что был долгий разговор у него с учительницей Конституции. Но дело кончилось пятеркой.
Я эту историю рассказал неслучайно. Что такое было советское законодательство? Это была имитация. Все было написано правильно. Суд независим, каждый имеет право на защиту, и все другое. Как это делалось – все это знают.
Должен заметить, что сейчас хуже. Нынешняя имитация совсем безобразная.
О соотношении права и нравственности. То, что называется естественным правом (а права личности – это главная часть естественного права), с моей точки зрения, при точном его понимании и следовании ему не противоречит нравственности. Я не хочу сказать, что вся нравственность записана в законе. Это совсем не так. Но противоречий между естественным правом, принятым теперь в мире, и нравственностью, вообще-то, нет. Другой вопрос: разрешает ли право все возможные конфликты и недоговоренности? Вообще, право – это инструмент на все случаи жизни?
Увы, это не так, как мне представляется. Скажем так: в правовом государстве право – аккуратно сформулированный свод законов – и общие принципы права, которые шире, чем свод законов, совершенно достаточны для того, чтобы все нравственные порывы могли бы быть действенными, не встречали бы препятствий со стороны закона. Но, к сожалению, мир устроен не так просто. Эта схема, к которой, наверное, хорошо было бы стремиться, но не очень просто ее осуществить.
